СТЕПЕНИ БЛИЗОСТИ
СТЕПЕНИ БЛИЗОСТИ

Вот сколько предков и родственников удалось насчитать у башкир. Но это, говоря строго, еще далеко не все истинные предки и родствен­ники. Ученые договорились принимать в расчет в качестве предков народа только те группы людей, которые вошли в состав образующе­гося народа как некие самостоятельные общности и лишь затем по­степенно теряли свои отличительные особенности. Некоторые из таких особенностей исчезали, другие переставали быть отличительными, по­тому что их принимал весь народ. А просто пришельцев-одиночек или отдельные семьи, даже если их бывало на той или другой территории в иные эпохи немало, ученые на роль предков не принимают. Стро­гий отбор! Ведь при нем в число предков, скажем, литовского народа не попадают те польки, захваченные древними литовцами при набегах на соседнюю страну, о которых говорит известное стихотворение Пуш­кина «Вудрыс и его сыновья» (перевод стихотворения Адама Мицке­вича «Три Будрыса»):

...Третий с Пазом на ляха пусть ударит без страха;
В Польше мало богатства и блеску,
Сабель взять там не худо; но уж верно оттуда
Привезет он мне на дом невестку.  

Нет на свете царицы краше польской девицы.
Весела — что котенок у печки —      
И как роза румяна, а бела, что сметана;
Очи светятся будто две свечки!      

Был я, дети, моложе, в Польшу съездил я тоже
И оттуда привез себе женку;        
 
Вот z век доживаю, а всегда вспоминаю
Про нее, как гляжу в ту сторонку.
 
                       

Будрыс вспоминал про мать своих детей, а ученые, как видите, могут в своих трудах ее и не вспоминать. И тут они, пожалуй, тоже правы.

Иначе родство народов пришлось бы признать еще более близ­ким, чем то есть на самом деле. И запутаться в нем было бы еще легче, чем при нынешнем научном подходе. Ведь люди роднятся между собой все-таки легче, чем целые народы.

А о том, как быстро распространяется кровное родство у людей, очень наглядно свидетельствует, например, генеалогическое древо потомков самого автора русского текста стихотворения о Будрысах.

Сейчас только примерно половина потомков Пушкина живет в нашей стране. В числе уже внуков Александра Сергеевича были немцы и англичане. А среди ста с лишним ныне живущих его по­томков, по данным Татьяны Григорьевны Цявловской, есть, кроме русских, армяне и грузины, литовцы и испанцы, французы, италь­янцы и люди других национальностей...

Конечно, тут сыграло свою роль то обстоятельство, что Пушкин принадлежал к русской аристократии, а аристократы в ту пору ку­да чаще путешествовали, чем представители других слоев нации, и очень охотно роднились с аристократами других стран. И все же в близкой либо дальней родне у большинства людей, «аристократы» они по происхождению или нет, могут найтись люди другой нацио­нальности. «Случай Пушкина» показывает это очень убедительно.

Но браки отдельных немцев или французов с русскими не пре­вращают русских вообще в предков французов и немцев (и наобо­рот). И то обстоятельство, что Пушкин был правнуком абиссинца, не дает оснований считать абиссинцев вообще предками русских (а заодно — немцев, англичан и т. д.).

Николай Николаевич Чебоксаров, один из виднейших советских антропологов, «предъявил» еще одно требование к группам людей, которые можно было бы «ввести» в число предков данного конкрет­ного народа: сама по себе каждая из таких групп должна пере­стать существовать по крайней мере на территории, занимаемой этим народом. Вполне отвечают этому требованию те каракалпаки и турк­мены, которые дали свои имена отдельным родам башкир. На тер­ритории Башкирии нет национальных групп туркмен и каракалпаков.

И вот даже при таком строгом отборе среди предков и пращуров и, следовательно, родственников «по крови» у каждого народа мож­но отыскать, как вы видели, не так уж мало. Не у одних ведь баш­кир столь широкие семейные связи.

Многие народы Поволжья и Средней Азии имеют с башкирами общих родственников.

Русские, украинцы и белорусы — славяне. Родной кажется на­шему слуху речь сербов, болгар, чехов и других западных и южных славян. Вместе с ними входят восточные славяне отдельной ветвью в большую семью индоевропейских народов, где есть еще и герман­ская ветвь и иные. Но у народа, как у человека, родственники быва­ют не только в его собственной семье. Древнерусский народ включил когда-то в свой состав немалое число финских племен на севере, тюркских — на юге, балтийских (родичей латышам и литовцам) — на западе. А ведь и русские, и украинцы, и белорусы происходят от древних русичей и, значит, унаследовали их родство.

А в конечном счете все люди — родственники.

Несколько десятков, максимум немногие сотни тысяч лет назад кучка существ,, избранных беспощадной эволюцией для превращения в гомо сапиенсов, людей разумных, заключала в себе предков всех народов мира, от пигмеев Центральной Африки до гренландских эс­кимосов. Все мы потомки одних и тех же общих предков, а значит... Но родня родне рознь. Дело не только в степени близости родства. Само родство может быть различным.

Поглядим на тех же башкир. Они входят в тюркскую ветвь Алтай­ской языковой семьи (как русские — в славянскую ветвь семьи индо­европейской).

А кому же тогда приходятся башкиры братьями по языку (под­черкиваю — именно по языку)?

Соседним татарам и казахам, далеким азербайджанцам и еще более далеким якутам... Список можно продолжить, как вы уже ви­дели, но для нас всего важнее сейчас именно родство с азербайджан­цами и якутами. Дело в том, что если поставить рядом «среднего» башкира, «среднего» якута, «среднего» азербайджанца, то останет­ся только поразиться внешнему несходству ближайших родствен­ников.

Языки — явные родичи, а их носители — это ясно с первого взгляда — никак не могут быть близкими родственниками по крови. Башкиры по внешнему облику похожи одни на русских, другие на татар, у азербайджанцев явное внешнее сходство с армянами и неко­торыми другими кавказскими народами, якуты многим во внешности близки к своим южным соседям бурятам.

Словом, если считаться родством по языку, то братья часто ока­зываются разными по внешнему облику. А если наоборот, смотреть только на лица и фигуры людей, сближая скуластых со скуластыми, блондинов с блондинами и так далее, то вдруг оказывается, что такие братья никак друг с другом не могут договориться, нет у них общего языка.

Словом, родство родству рознь, и близость по внешнему виду нель­зя путать с близостью по языку.

Тому есть поразительные примеры. Негры Соединенных Штатов Америки связаны по крови с чернокожими африканцами, от которых и происходят, но говорят они по-английски, на том же языке, что «бе­лые» американцы, а также англичане, англоканадцы, австралийцы. «Братьями по языку» приходятся американским неграм, как и аме­риканским «белым», народы, говорящие на языках германской ветви индоевропейской семьи, то есть немцы, шведы, датчане и т. п.

Мексиканские индейцы, часть которых говорит только на испан­ском языке, тем самым оказываются членами романской ветви той же индоевропейской семьи языков, «братьями по языку» французам и итальянцам. Население Республики Гаити состоит в основном из по­томков африканских негров, но говорит оно по-французски. Таких случаев можно привести много. История у нашей планеты сложная и бурная, и не раз в этой истории путешествовали и народы и их языки.

Сходство внешности нередко говорит о родстве, но родстве по кро­ви. Якуты не случайно похожи на бурят. Как считают ученые, в чис­ле предков якутского народа были люди, ушедшие когда-то из ны­нешних бурятских областей у Байкала на север, в бассейн великой реки Лены. Сходство башкир с волжскими татарами тоже не случай­но. У этих двух народов, как я уже говорил, немало общих предков.

Родство по крови, близкое или дальнее, есть у башкир, очень ве­роятно, со всеми народами, следы которых обнаруживают себя в родо-племенных названиях. По мнению же антропологов, внешностью баш­киры в большинстве особенно схожи с татарами, удмуртами и марий­цами.

Но родство по языку прочно вводит башкир в число тюркских народов, сближая тем самым с тюрками — татарами, но отрывая от финноязычных удмуртов и марийцев, как и от венгров и от индоевро­пейцев.

Древнее родство народов по крови можно иногда проследить не­обычайно далеко. О нем рассказывают ученым сами представители этих народов — живые и мертвые.

Во-первых, каждый из нас, ныне живущих, участник грандиозней­шей эстафеты по передаче великого биологического наследства от предков к потомкам. Обычно в ребенке родственники легко и быстро обнаруживают папин лоб, бабушкины глаза, мамины губы и дедуш­кины брови. Причем довольно часто бывают правы. Но ведь каждый из нас (а не только человек вообще) —' «венец творения», очередное звено эволюционной лестницы. И вы, и я, и Володька с четвёртого этажа* и учительница Марина Владимировна — каждый из четырех уже миллиардов людей исполняет обязанности хранителя того, что оставлено в его организме бесчисленными предшествующими поколе­ниями.

По форме черепа и рисунку губ, степени выступания носа, по ши­рине лица и разрезу губ и еще по сотням признаков находят антро­пологи то место конкретного человека в эстафете поколений, которое они называют иногда антропологическим типом.

Даже «мертвые кости» начинают говорить под пристальным взглядом специалиста. Каждый древний череп тоже аккумулятор наследственной информации, потому что его форма не случайна, но обусловлена историей. Поэтому каждый найденный череп рассказы­вает не только о том, как выглядел когда-то его хозяин, он сообща­ет еще, как могли выглядеть предки этого человека.

История многослойна. Исторические труды полны дат основания и гибели городов, великих битв и походов, полны именами полко­водцев и флотоводцев. Конечно, все это чрезвычайно важно, все это по заслугам оседает на страницах книг и в душах людей. Но далеко не каждый военный поход вносит существенные изменения в жизнь общества.

Если же снять этот «верхний слой» истории и заглянуть глубже, мы увидим движения уже не армий, а племен и народов, зазвучат здесь не имена полководцев, но названия новых стран, меняться тут будет уже не содержание речей правителей, но сама речь — язык.
 

Очень хорошо написал пакистанский поэт Юсуф Зафар:

Эй, мудрец!
     Ты долбишь застарелую
     ложь,
     ты сшиваешь лоскутья
     придуманной славы,       

Ни в одном
     из писаний твоих не
     найдешь.
     тех людей,
     на которых держались 
     державы,     

— Чьи труды создавали
     зубцы крепостей,
     и оружье,
     и храмы,
     и обувь,
     и сбрую,

Чьи тела
     за столетье — на много
     локтей,
     перетлев,
     приподняли
     поверхность земную!..

А твои
     показные гирлянды имен
     золотые кумиры
     истории чинной

— Лишь зола  
     на подошвах идущих
     времен,
     лишь игра пузырьков
     над моровою пучиной.
 

Под внешним слоем конкретных событий истории классики марк­сизма увидели определяющие их ход законы, производительные си­лы и производственные отношения, классовую борьбу и революцион­ные процессы.

И все эти события, большие и малые, сплетены с процессами из­менения внешнего (антропологического) облика людей, влияют на них. Но это влияние на антропологию иногда кажется до смешного не соответствующим размаху самого исторического явления. Ведь даже такое историческое событие, которое и потомкам, а не одним лишь современникам, кажется грандиозным, не всегда оставляет след на внешности больших групп людей.

Нашествие гуннов на Европу, например, оказалось для этого «ма­ловато по масштабу». Мы твердо знаем, что это нашествие было, зна­ем, что гунны овладели большей частью Центральной Европы, вклю­чили в свою державу огромные куски Европы Западной, глубоко про­никли и на территорию Италии и на Балканы.

Точно так же знаем мы по описаниям современников, в ужасе ждавших от гуннов чуть ли не гибели мира, что те поражали евро­пейцев не только бранными победами, но и своей внешностью. Вот что писал римский историк Аммиан Марцеллин:

«Все они отличаются плотными и крепкими членами, толстыми затылками и вообще столь страшным и чудовищным видом, что мож­но принять их за двуногих зверей или уподобить сваям, которые гру­бо вытесывают при постройке мостов».

Простим перепуганному историку невольные, фантастически зву­чащие преувеличения: у страха глаза велики. На самом деле, по-ви­димому, гунны просто принадлежали к заселяющей большую часть Азии монголоидной расе (как китайцы и японцы, как наши буряты, якуты и т. д.).

Ну так вот, эти гунны не оставили практически никаких следов во внешности народов большей части покоренной ими' Европы. Если и есть у людей некоторых европейских народов монголоидные призна­ки, то они унаследованы не от гуннов.

Мало того. Даже при раскопках в Центральной и Западной Евро­пе в древних курганах и могильниках гуннского времени удалось по­ка что обнаружить чрезвычайно мало костей и черепов гуннов типич­ного «восточного вида». По-видимому, на своем, занявшем сотни лет пути из Азии в Европу они так смешались с захваченными их дви­жением племенами другого внешнего облика, что растеряли почти все монголоидные расовые признаки. Аммиан Марцеллин, вероятно, опи­сывал тех немногих из гуннской знати, что еще сохранили какие-то древние черты своего племени, плюс напрягал собственное, распален­ное опасностью воображение.

И если гуннов было мало для того, чтобы наложить хоть один ма­зок на антропологическую картину нынешней Европы, то какие же переселения должны были происходить в далеком прошлом, если ос­тавленный ими след четко различим и нынче!

Четыре или пять тысяч лет назад из Азии в Европу прошли пле­мена, бывшие предками нынешних финно-угорских народов (краткий список этих народов <на сегодняшний день» есть в главе «Большая родня»). Север Восточной Европы, а возможно, и часть Европы Цент­ральной заняли эти племена, встретившиеся здесь с предками народов индоевропейских. Древние финно-угры несли с собой и в себе ряд при­знаков монголоидной расы. Они вступили на земли, где жили племе­на, принадлежавшие к европеоидной расе, смешались с ними, но оста­вили в числе прочего наследства общим потомкам и некоторые особен­ности внешности.

Конечно, ни средний финн, ни средний эстонец не похожи на мон­гола или бурята. Но взгляд специалиста отмечает у одного жителя Восточной Эстонии близость разреза глаз к монгольскому, у друго­го — сравнительно плоское лицо. И общая сумма таких разбросан­ных, «поделенных» между разными людьми монголоидных расовых признаков выглядит, по мнению ученых, достаточно убедительно.

Но монголоидные черты от древних финно-угров унаследовали не только эстонцы, финны, карелы и другие их родичи по языку.

Известно, что для части русских характерны широкие скулы — явный монголоидный признак. Очень давно эту и другие аналогичные черты внешности рассматривали как одно из следствий татаро-мон-гольского завоевания и ига, как наследие времени, когда Русь подчи­нялась Золотой Орде, наконец, как результат смешения с татарами в Поволжье и в коренных русских землях, куда не раз переселяли сво­их «служилых татар» русские великие князья и цари. Однако антро­пологические исследования последних лет убедительно показали, что и перед приходом Батыевых полчищ у русских тоже были монголо-идные черты, мало того — в общем выраженные ярче, чем сегодня! Откуда же они взялись? Источник был найден. Им оказались как раз финские племена, заселявшие многие области Восточной Европы до прихода в эти области славян и смешавшиеся со славянами во второй половине первого тысячелетия нашей эры и в начале второго тысяче­летия.

А почему за последующие века русские такие черты частично по­теряли? Возможно, что восточные славяне куда сильнее обменивались кровью с западными, чем предполагали историки. Впрочем, тот же результат мог получиться и в силу того, что жители Южной Руси, где финны никогда не жили, были, скажем, в среднем многолетней оби­тателей севера страны, унаследовавших, кроме славянской, и финскую кровь.

Монголоидные признаки были принесены древними переселениями из Азии и на территорию Польши, Германии. А с юга в Европу в те­чение тысячелетий проникали африканцы. Примесь их крови антро­пологи отмечают не только у испанцев, португальцев, итальянцев, жителей юга Франции, они находят ее и дальше на северо-западе, в Ирландии.

Видно, долгие тысячелетия шли на север, пусть давным-давно, жители «черного материка», если такими прочными оказались их следы. 
 

А между тем история ничего не говорит нам об этих передвиже­ниях. Зато чрезвычайно много говорит о других, которые или вовсе не оказались запечатлены в самом драгоценном материале для памят­ников — человеческих телах и лицах, или оставили на этом материа­ле едва заметный отпечаток.

Эпоха великих арабских завоеваний. Храбрые наездники под зеле­ным знаменем ислама покоряют в числе прочих стран. Египет. Боль­шинство египтян приняло новую религию, принесенную победителями. В течение долгих столетий сражался арабский язык со старыми язы­ками страны (греческим и коптским) за право господствовать в доли­не Нила, в конце концов выиграв эту войну. И только одно осталось в Египте почти без изменений — внешность египтян. Тот самый фи­зический тип, который мы узнаем в мумиях времен первых дина­стий, то есть времен, отделенных от нас полусотней веков, тот самый тип господствует в Египте и сегодня. До арабов на Египет нападали и даже утверждали свою власть над ним и греки с севера, и нубий­цы с юга, и ливийцы с запада, и гиксосы, ассирийцы, персы с восто­ка. И все же современные египтяне похожи на те изображения, кото­рые высекали из камня и на камне их далекие предки.

Все мы знаем о том, что пятьсот с небольшим лет назад окон­чательно подпали под власть мусульман-турок земли христианской Византии. Но турки внешне больше похожи на тех же византийцев, чем на древних тюрков, от которых пошел их язык и от которых са­ми они ведут свой род.

А вот — раньше, чем перейти к объяснению этих странных на первый взгляд фактов, — еще примеры того же рода. Бесконечно сложна и запутанна история Балканского полуострова. Прежде чем хозяевами большой его части стали славяне, жители нынешних Юго­славии и Болгарии, по Балканам прокатились волны великого пере­селения народов, включая и готов, и гуннов, и авар, и кого только еще не включая! Впрочем, и до наступления эпохи великого пересе­ления народы и племена сменяли здесь друг друга.

Но по внешности балканские славяне во многом напоминают сво­их предшественников, говоривших отнюдь не на славянских языках (такие древние народы, как иллирийцы, жившие на западе Балкан, фракийцы, населявшие восток полуострова). Сходство выдает здесь прямую родственную связь!

Далее. История Балкан и Кавказа, по крайней мере за по­следние две тысячи лет, развивалась по-разному. Иные кавказские племена и народы, хорошо защищенные горами, сумели пройти че­рез двадцать веков без таких превращений, которые прервали бы для них связь времен, сделали их новыми народами. Были на Кавказе и страны, пережившие ряд чужеземных нашествий, но даже в пору арабского, персидского или монгольского владычества сюда переби­ралось на постоянное жительство относительно мало людей чужезем­ных племен.

Балканы же долго были своеобразным участком широкой дороги, по которой народы шли то с востока на запад, то с севера на юг, то в обратных направлениях. И многие из переселенцев старались здесь задержаться.

Но несмотря на эти отчетливо заметные различия в истории, «средний тип» балканца по внешности очень похож на «среднего» кавказца. Не зря же антропологи, разделившие большую европеоид­ную расу на расы малые, одну из них определили как балкано-кавказскую.

Это сходство можно объяснить только древним родством жителей Балкан и Кавказа, наследием общих, очень давних предков, наследи­ем, которого не смогли стереть и сбросить со счета прошедшие тыся­челетия.

А на самом Кавказе? Поразительно разнятся языки народов Да­гестана, осетин и грузин, черкесов и ингушей. У каждого народа здесь немало своего, особенного, в культуре. Но как пишет В. П. Алексеев: «Все разно — обычаи, песни, танцы, язык, а люди на одно лицо от Западного Дагестана до горной Черкессии и Карачая. от Сванетии до Хевсурии и Тушетии». («На одно лицо» здесь, конеч­но, не надо понимать буквально.)

В чем дело, почему так живуча память о прошлом, заключенная в самом облике людей?

Прежде всего нам надо привыкнуть к одному достаточно общему для истории правилу — пришельцев обычно меньше, чем хозяев, за­воевателей часто и даже, пожалуй, почти всегда гораздо меньше, чем завоеванных.

Знаете, сколько людей понадобилось в VII веке нашей эры араб­скому военачальнику Амру ибн аль-Асу, чтобы завоевать Египет? Всего три с половиной тысячи всадников, причем ушло на подчине­ние страны у него меньше двух лет. (Надо отметить, впрочем, что сопротивление оказывала арабам только византийская армия чис­ленностью в несколько десятков тысяч человек; сами египтяне встре­тили арабов скорее как освободителей.)

Что значили эти три тысячи и даже переселившиеся позже в Еги­пет десятки тысяч арабов для многомиллионной массы его населения? Там, где они встречались с этой массой, она растворяла их почти что без следа — в антропологическом смысле слова, потому что послед­ствия арабского завоевания в культуре и языке были решаю­щими.

На территории нашей страны сходная история произошла с азер­байджанцами. Жители этой страны с древней культурой до начала второго тысячелетия нашей эры говорили в основном на языке, близ­ком к персидскому.

Но на рубеже этого тысячелетия власть над ее территорией захва­тили тюрки. (Впрочем, отдельные волны тюрок и раньше достигали территории Азербайджана.) Азербайджанцы примерно за век-два сменили язык, стали говорить по-тюркски, но прежний внешний облик свой пронесли дальше, через эпоху смены языка.


Очевидно, по той же причине, по какой сохранили и свой древний антропологический тип египтяне: доля завоевателей в общей массе населения была слишком мала.

А в таких случаях гордые «носители меча», «потомки богов» и прочее, и прочее, удивительно быстро растворяются среди своих ра­бов и данников. Даже жесточайшая кастовая .система в Индии с ее категорическим запретом межкастовых браков в конечном счете не смогла до конца противостоять такому смешению. Среди современных индийцев есть люди, которых относят к европеоидной расе, есть и не­гроиды. Но многие миллионы жителей Индостана несут одновременно признаки европеоидной и негроидной рас. Они — потомки одновре­менно и темнокожих аборигенов Индии и ее «арийских» европеоидных завоевателей, вторгшихся в Индию около четырех тысяч лет назад (а кроме того, потомки сотен других народов, покорявших и покоряв­шихся).

Завоеванные одерживают, в свою очередь, победу над завоевателя­ми. Во внешности общих потомков наследие побежденных чаще всего оказывается гораздо заметнее, чем наследие победителей.

Это и понятно. В классовом обществе враг, превращенный в раба или крепостного, дает «хозяину» доход. Надо учесть еще, что и в классовом и в доклассовом обществе женщин покоренных земель не уничтожали даже самые жестокие завоеватели. Индейское племя ка­рибов, переселившееся с Американского материка на острова Цент­ральной Америки, истребило жившее здесь племя араваков. Точнее — половину его, потому что женщины араваков стали женами карибов. В результате возникла достаточно редкая, хотя и не исключительная в истории ситуация, мужчины говорили здесь к приходу испанцев на одном языке, а женщины на другом.

Но достаточно хотя бы одних женщин побежденного народа, чтобы потомки покорителей были уже наполовину и потомками побежденных. Обычно же не происходило уничтожения и детей и мужчин.

Советские ученые, этнограф и историк Ю.В.Бромлей и антрополог В. П. Алексеев, в написанной совместно научной работе подчерки­вают, что до сих пор обычно историки невольно преувеличивали в ис­тории каждой страны и при образовании каждого народа смешанной крови роль пришельцев, преуменьшая значение тех, кто жил на дан­ной территории до их появления.

Историки следовали тут за легендами, создаваемыми самими народами, а те часто запоминают прежде всего последний из пла­стов, соединением которых были созданы. Может быть, потому, что приятнее происходить от победителей, а может быть, еще по какой-нибудь причине. Над этой особенностью, кстати, подшучивал еще Джек Лондон, герои которого в романе «Сердца трех» отмечают, что испанцы в Америке «перебили половину индейцев... и стали предка­ми другой половины».

Впрочем, я, может быть, слишком много говорю о завоеваниях. А народы ведь встречаются и смешиваются отнюдь не только в ре­зультате войн и завоевательных походов. Есть еще и просто пересе­ления на относительно слабо заселенные территории. Вспомните, на­пример, недавнее массовое движение русских и украинцев на целин­ные земли.

Тысячу с лишним лет назад русские переселенцы, большей ча­стью без серьезных военных столкновений, заняли многие области северо-восточной Европы, смешавшись здесь с финскими племенами.

Почти три тысячи лет прошло с тех пор, как постепенно пересе­лявшиеся с Аравийского полуострова в междуречье Тигра и Евфра­та племена арамеев стали в конце концов играть важнейшую роль в Вавилонии, хотя не было тут ни вторжений огромных армий, ни отчаянных битв.

И четырехтысячелетней давности появление хеттов в Малой Азии (они основали здесь великую державу, соперницу Древнего Египта) прошло, по-видимому, в основном мирно.

Победители брали в жены пленниц, новые переселенцы женились на свободных женщинах из соседних старых деревень и городов. А в итоге смешивалась кровь людей разных племен, укрепляя древ­нее родство человечества новыми узами.

Благодаря смешению людей разных рас возник великий амери­канский народ, у многих десятков миллионов коренных жителей США можно увидеть хотя бы отдельные негроидные или монголоидные черты — наследие африканских рабов, свободных индейских племен, а иногда — китайских и японских переселенцев.

Во многих штатах запрещены браки «белых» и «черных»; в дру­гих к ним относятся весьма недоброжелательно. Потомки таких бра­ков, мулаты, считаются неграми, как бы ни была светла их кожа. Одни негры и мулаты борются за равноправие. А другие... Каждый год, по подсчетам ученых, от тридцати до пятидесяти тысяч светлых мулатов покидают родные места, чтобы поселиться там, где они мо­гут выдать себя за белых.

В 20-е годы американский писатель Синклер Льюис так характе­ризовал внешность своего героя Эроусмита, персонажа одноименного романа: «Подобно большинству обитателей Эльк-Милльса до славянско-итальянской иммиграции, Мартин был типичным чистокров­ным англосаксом-американцем. Это значит, что он представлял со­бой соединение элементов немецких, французских, шотландских, ир­ландских, может быть, отчасти некоторых черточек, смесь которых называется еврейской, много в нем было от англичанина, который сам по себе представляет комбинацию первоначального бритта, кель­та, финикийца, римлянина, германца, датчанина и шведа...»

После второй мировой войны появился другой роман Синклера

Льюиса: «Кингсблад — потомок королей». Главный герой его/ Кингсблад (точный перевод фамилии — «королевская кровь»), начи- нает выяснять свою родословную. Он полагал, что ведет свой род от англичан, шотландцев, французов; но вскоре обнаружил в числе сво­их предков и индейцев из племени чиппева и негров... Это было боль­шим потрясением в жизни американца, привыкшего считать себя чи­стокровным «белым». Но чрезвычайно многие «белые» американцы были бы вынуждены пережить такое потрясение» если бы забрались в прошлое достаточно далеко.

Первая встреча с людьми нового по внешности народа в прошлом часто не только удивляла, но и пугала. Шекспир в «Отелло» ясно показывает, что «венецианский мавр» кажется окружающим на пер­вый взгляд не просто странным или уродливым, нет, он прежде всего страшен, его облик пугает.

Вспомните, как Брабанцио, отец Дездемоны, кричит, что его дочь кинулась «на грудь страшилища чернее сажи, вселяющего страх, а не любовь». Впрочем, и тогда этому Брабанцио люди, знавшие Отелло лучше, говорили: «Ваш темный зять в себе сосредоточил столько света, что чище белых».

Широкие лица авар или монголов воспринимались в той же Евро­пе как чудовищные. Я уже цитировал Аммиана Марцеллина, кото­рый говорил «о чудовищном и страшном» виде гуннов.

Дело тут не в каком-то особом, чисто европейском расизме. Долг платежом красен. Вот цитата из отчета японца, побывавшего на гол­ландском корабле: «Когда мы поднялись на палубу, капитан и дру­гие лица сняли шляпы, приветствуя нас. Лица у них темные, болез­ненно-желтоватые, волосы желтые, а глаза зеленые. Кто при виде их не обратился бы в бегство от страха?»

Негры первых встретившихся им белых, до знакомства с огне­стрельным оружием, не столько боялись, сколько жалели. Белый цвет кожи казался каким-то уродством. Индейцы Центральной Аме­рики развивали дальше библейскую легенду о том, что люди были вылеплены из глины. Закончив лепку, бог-де поставил получившиеся фигурки в печь, чтобы обжечь их. При этом одних он вынул раньше времени (европейцев), других обжег слишком сильно (негры), а вот сами индейцы подрумянились как раз в меру.

Но все эти «первые впечатления» обычно быстро отходят на зад­ний план, когда люди разных рас начинают жить бок о бок и при­выкают к особенностям внешности друг друга. Начинают? Всю исто­рию человечества люди не были отделены друг от друга совершенно непроходимыми барьерами. А там, где люди, даже самые разные по внешности, живут неподалеку друг от друга, неизбежен их контакт между собой. Войны и торговля, вражда и дружба почти с одинако­вой неизбежностью ведут к появлению смешанных семей. В одних случаях берут в жены пленниц, в других — свободных женщин, но результат — люди, унаследовавшие кровь сразу двух рас.

Антропологи говорят в таких случаях о переходных или кон­тактных расах. К ним принадлежат сейчас многие сотни миллионов людей. Метисы, потомки индейцев и европейцев, составляют, напри­мер, большинство населения Мексики, Коста-Рики, Гватемалы и не­которых других стран Америки.

Вот что пишут в своей книге «Народы, расы, культуры» совет­ские ученые Н.Н. и И.А.Чебоксаровы:

«Границы между «белыми», индейцами, неграми, метисами и му­латами во многих латиноамериканских странах^ все больше и больше стираются. Буквально на наших глазах складывается, например, бразильский народ. Не приходится сомневаться, что через несколько поколений бразильцы будут в расовом отношении не менее однород­ны, чем англичане или скандинавы».

На уральской земле, в том числе на территории нынешней Баш­кирии, встречи рас происходили с древнейших времен. Уже у финно-угорских народов (давших, вы помните, самый глубокий пласт баш­кирских родовых имен) были сильно заметны, судя по раскопкам, монголоидные признаки, а не одни лишь европеоидные. И сегодня среди башкир есть и типичные европеоиды и люди, принадлежащие к уральской контактной расе, во внешности которых сочетаются при­знаки европеоидов и монголоидов.

Резкие внешние отличия между людьми одного народа совсем не такая уж редкость. Вспомните еще раз хотя бы американских нег­ров, которые, по мнению большинства ученых, составляют неотъем­лемую часть американской нации, как и живущие в тех же США по­томки англичан, ирландцев, французов, итальянцев, шведов...

Впрочем, отложим пока разговор о таких ярких случаях, забудем о примере Бразилии, где рядом с людьми смешанной европейско-индейско-африканской крови живут и типичные европеоиды и чисто­кровные негры. В Германии средний житель южной части страны — Баварии — темнее и шире лицом, меньше ростом, чем северянин. Среди немцев-северян куда выше процент блондинов. Есть и другие отличия.

Истинно английским считается рыжий цвет волос (великому Виль­яму Шекспиру приходилось утешать в сонетах свою возлюбленную, смуглую брюнетку, уверяя, что ее «немодный» цвет кожи и волос ничем не хуже «модного»). Но тем не менее никто не рискнет сказать о брюнете, что он наверняка не англичанин. (Однако тут можно вспомнить совсем не смешные по сути эпизоды, описанные бельгий­ским антифашистом де Йонгом в его книге «Пятая колонна во второй мировой войне». В начале этой мировой 'войны |были случаи, когда во Франции хватали как шпионов первых подвернувшихся под руки ры­жеволосых людей. Рыжий — значит, немец, полагала толпа. А в Анг­лии, наоборот, повышенную подозрительность вызывали брюнеты... Панический страх, давно известно, плохой помощник и в более ясных случаях.)

Уж на что итальянцев принято считать брюнетами, но и в Италии есть блондины и русые.

Выходец из рязанской деревни поражается доле голубоглазых блондинов среди новгородцев и проценту жгучих брюнетов среди дон­ских казаков. А ведь и рязанцы, и донцы, и новгородцы — равно русские. Русские ростовчане, большей частью черноволосые и темно­глазые, довольно сильно отличаются от русских-же коренных жите­лей Архангельска — чаще всего русоволосых и голубоглазых.

Китаец из северо-западных районов страны часто легко отличит по одним лишь чертам лица своего земляка от китайца с побережья Южно-Китайского моря.

В Центральной Африке на небольшой территории живут чересполосно, говорят на одном языке уруньяруанда и, по мнению некото­рых ученых, близки к слиянию в одну народность три группы очень разных на вид людей: низкорослые коренастые пигмеи батва, чрез­вычайно высокие и длиннолицые батутси и люди племени бахуту, ни­как не выделяющиеся своим ростом на общем фоне человечества. Естественно, рост — только одна из многих особенностей, по которым различаются между собой эти три группы.

Все такие различия между людьми одного народа — память об обстоятельствах рождения и истории каждого народа, в частности, память о древних хозяевах и сравнительно недавних гостях, тоже успевших стать хозяевами.
 
 
 
Ссылки

 
Сегодня сайт смотрели 127 посетителей (155 хитов)
Этот сайт был создан бесплатно с помощью homepage-konstruktor.ru. Хотите тоже свой сайт?
Зарегистрироваться бесплатно